Реанимация чувств [= День за ночь ] - Ирина Степановская

Кавказец в ответ заматерился.

– Вы бы ему вкололи чего-нибудь, чтобы он замолчал! – покрыв рану повязкой и заклеив ее пластырем, заметил Чистякову хирург.

– Угу, – пожевал губами Валерий Павлович, что означало: «Я сам знаю свое дело, а ты знай свое».

– Палыч, помочь? – спросил Ашот, услышав ругательства. Они с Тиной заглянули в палату. Хирург попрощался, ушел. Тина стала смотреть прибывшего из операционной алкаша. Ашот подошел к «повешенному».

Ветер гнал по больничному двору желтые листья. Дама, торопливо набросив на плечи меховой жакет, бежала на высоких каблуках через площадку к своей машине.

– Это не врачи, а какой-то сброд! Не дай бог попасть к ним, залечат до смерти! – сказала она громко, поравнявшись с мужчиной и женщиной, шедшими ей навстречу, в больницу. Те в ужасе переглянулись и замедлили шаг. А дама бросила на заднее сиденье жакет из чернобурой лисы и уселась на водительское место в свой комфортабельный джип. Вздохнула в задумчивости, машинально побарабанив тщательно наманикюренным ногтем по крышке элегантного маленького телефона, после минутного раздумья набрала номер.

– Послушайте, Николай! – сказала она, когда в трубке раздались гудки и что-то пискнуло. – Я сделала что могла, теперь к главному врачу должны идти вы.

Все вовсе не так уж просто! – возразила она после того, как выслушала ответ. – Что значит, у вас нет времени на все эти глупости?! Что значит «идея ваша, и вам все решать»! Насколько я знаю, ваш ребенок виноват в том, что случилось, не меньше, чем мой, а девчонка действительно в ужасном состоянии. И что будет, если она умрет, даже не хочется говорить.

С минуту она слушала, что отвечал на это Николай.

– Да что значит «я беру на себя следователя»? Если она умрет, со следователем договориться будет труднее! Кстати, вы расспросили вашего сына, как именно это произошло? Ах, он спит! Мой тоже спит. Но будьте уверены, я своего разбужу! И вам советую это сделать, пока не поздно! Очень важно договориться, чтобы они давали одинаковые показания! Зря вы думаете, что до этого дело не дойдет! Судя по тому, какая стерва здешняя заведующая, очень даже дойдет! Поверьте моему опыту, я ведь когда-то работала секретаршей в суде!

В раздражении дама захлопнула крышечку телефона, инкрустированную золотым узором, и повернула в замке ключ зажигания. Мощная машина придавила колесами мокрый асфальт и легко, без всякого напряжения вырулила на улицу.

– Вот такую машину я хотел бы иметь! – сказал про джип, выезжавший с больничной автостоянки, доктор Барашков, глядя вдаль из окна ординаторской. Они с Ашотом курили, опершись локтями о подоконник, и стряхивали пепел в цветочный горшок. Мышка на минуту вбежала, окинула взглядом комнату, переставила цветок на свой стол, подсунула мужчинам самодельную пепельницу, сделанную из срезанного пакетика из-под сока, и опять убежала.

– Будут нас сегодня кормить или нет? Где именинница-то? – спросил Барашков, щелчком отправляя окурок в окно и вальяжно потягиваясь, будто умудренный опытом лев, пришедший в пещеру с охоты. Ашот рядом с ним действительно казался маленькой умненькой обезьянкой.

– Да давно все готово! Только никто не идет, все в палатах заняты! – отозвалась Марина, передвигая тарелки чуть не в сотый раз. Букет из небольших, но якобы очень стойких подмосковных роз красовался в стеклянной вазочке посреди стола.

– Передвигать тарелки – лишняя трата времени, – заметил Ашот. – Все равно через минуту все будет съедено и выпито и никакой красоты не останется! Сядь, успокойся и отдохни!

– Ну правда, давайте зовите всех! – сказала Марина. – А то скоро за зарплатой идти, посидеть не успеем!

«Хорошая она все-таки баба! – подумал Барашков. – Хозяйственная, красивая. Вон приоделась, накрасилась. Какие у нее развлечения, кроме как на работе? Дома – сын, магазины, у плиты вторая смена. Все как у всех. Но она молодая, энергичная, ей хочется большего. Она еще не устала надеяться».

– Мариночка! – вслух сказал он. – Жаль, что у нас в отделении нет магнитофона. А то мы с тобой показали бы всем, как надо танцевать аргентинское танго.

– Почему танго? – удивилась Марина.

– Потому что ты страстная, как мулатка! Роскошная и молодая!

Барашков подошел и завалил покрасневшую Марину на свою руку в головокружительном па. Марина уже сняла халат и дежурную пижамную робу и надела бежевый свитер с высоким воротником и узкую юбку с длинным разрезом. Пластичная Марина, моментально сориентировавшись, согнула ногу, обнажив приятное глазу колено в шелковистом чулке, и упала головой на плечо Барашкову, вытянув вверх руку.

– Вах! – в восторге поднял глаза к небу Ашот, и тут в ординаторскую ввалилась вся компания, собранная Валентиной Николаевной. Таня в блестящем чешуйчатом платье, на рукав которого просочилась капелька крови из вены после переливания. Валерий Павлович в очках и огромном накрахмаленном медицинском колпаке, сдвинутом на затылок. Мышка, тоже уже успевшая снять халат и оставшаяся в сереньком трикотажном костюмчике в духе Шанель. После всех вошла Тина. Она, как и мужчины, была в униформе.

– Без халатов! Без халатов! Поздравления без халатов! – закричали девчонки и захлопали в ладоши. Это была игра. В отделении сложилась традиция: во время поздравлений, таких, например, как Новый год, Восьмое марта и дни рождения, дамы должны сидеть за столом в платьях без халатов. Мужчинам разрешалось оставаться в чем они хотят. Начало традиции положила Татьяна.

– Женщины мы или нет? – однажды заявила она. – Вон по телевизору показывают программу «Без галстуков». А мы чем хуже? Можем мы три раза в год покрасоваться без халатов? А то домой приходишь – сначала в ванную, потом в постель. Платье надеть некуда!

– А зачем тебе в постели платье? – сказал ей Барашков. – Радуйся, что такая экономия!

– Ну вас к черту! – заявила Татьяна. – У нас в отделении врачей шестеро, а мужик только один. Ашот.

– А ты по какому признаку определяла? – заинтересовался Барашков.

– По уму!

Татьяна за словом в карман не лезла. Мышка не выдержала и фыркнула от смеха.

Валерий Павлович тогда тоже присутствовал при том разговоре. Не обращая ни на кого внимания, он ел принесенный из дома бутерброд с колбасой, шумно, с удовольствием прихлебывал чай из граненого стакана и читал медицинский журнал.

– Да делайте что хотите! – ответил он, когда Татьяна спросила его мнение. Барашков мог поручиться, что Валерий Павлович и не понял, о чем его спрашивали. Мелкий шрифт поглотил его внимание целиком.

«Это вы все по молодости кокетничаете друг с другом, – свидетельствовал весь вид старого доктора. – А мне скоро на пенсию, у меня жена, дочери, внучки, дача, мне не до ваших глупых разговоров».

Барашков брал дежурств больше всех, ему тоже было не до костюмов. И лишь Ашот всегда обращал внимание на то, кто как одет, и если видел на женщине что-то новенькое, с легкостью отпускал шуточный комплимент, но так, что даме всегда было приятно. Ашот тогда встал на сторону Татьяны, Мышка замялась, но потом тоже проголосовала «за». У Валентины Николаевны на всякий случай спрашивать не стали. Таким образом, большинством голосов традиция была установлена, и Татьяна следила, чтобы она не нарушалась.